Часто, когда какая-то наша часть испытывает сильнейший стресс, мы расщепляем себя, чтобы уберечь оставшуюся часть себя от травмы. Мы отделяем себя от части, испытывающей боль: с одной стороны – чтобы перестать испытывать боль вместе с ней, с другой – чтобы спрятать, защитить травмированную часть себя от внешних воздействий и больше никогда не подвергать ее риску. В психологии этот механизм известен как расщепление, в шаманизме это называют потерей души.
Разница между «официально-психологическим» и «шаманским» подходами в том, что в психологии потерю считают «кажущейся» (поскольку «душа», с научной точки зрения, – что-то умозрительное); согласно же шаманским представлениям о мире, душа реальна и потерянные, заблудившиеся ее части пребывают в неких реальных – но иных – мирах, откуда их можно вернуть.
Механизм, который должен защищать душу, сам по себе порождает проблему. Мы откалываем от себя кусок за куском, отделяясь от себя, отделяя себя от себя – пока от нас совсем ничего не остается. Есть части нас, без которых мы как-то можем существовать, как человек может жить без ноги или руки; потеряв такую часть, мы закрываем на потерю глаза и пытаемся прожить тем, что осталось. Бывают части, без которых прожить нам крайне затруднительно: тогда мы отделяем разные грани нашей души друг от друга и периодически переходим из одной «грани» в другую; в одной обстановке мы ощущаем себя «одним человеком», а в другой – «другим»: вместо того, чтобы проявлять себя в мире, выступая в различных ролях, ролями заменяем себя. И тогда разные роли диктуют человеку свои правила, превращаясь в постоянно сменяемые им маски, заставляя его превращаться в тысячу других людей, постепенно теряя себя настоящего. И явление это гораздо более распространено, чем принято думать.
Узнать, что мы какую-то часть своей души отделили и попытались отбросить, как ящерица отбрасывает хвост, можно по ощущениям. Каждый раз, когда вы клялись себе: «больше – никогда!» («больше никогда не поверю», «больше никогда не полюблю» и т.д.) и держали обещание, вы отделяли часть себя. То в вас, что верило, любило, пугалось, удивлялось, обманывалось и теряло, не стало иным. Оно просто затерялось, оно отделено от вас стеной, защищая от боли, которая была связана именно с этой вашей гранью.
Мы отрезаем кусок за куском, убегая от собственной живой уязвимости, ставя герметичные барьеры на пути окружающего мира – чтобы жизнь вообще не могла нас коснуться, – до тех пор, пока не перестаем вообще что-либо испытывать, потому что нет такой области нашей жизни, в которой мы не могли бы что-то потерять или чего-то сильно испугаться. Пока все силы не начинают уходить на поддержание этих барьеров. Мы перерезаем, в том числе, и те связи, что давали нам силы, энергию, жизнь.
Книги по «городскому шаманизму» рекомендуют разные способы возвращения таких осколков себя. Обычно эта работа описывается примерно так: «Войдите в транс, летите сквозь туннель, вы увидите там ребенка, он испуган и плачет, заберите его с собой». Дальше на примере рассказывается, как это помогло некому Брайану улучшить свою жизнь.
Однако потерянные части нашей души далеко не всегда являются «внутренними детьми». Мы откалываем от себя «внутреннюю женщину» или «внутреннего мужчину», мы откалываем от себя человечность и способность к сопереживанию – все, что угодно. Все, что когда-то причинило нам боль или что мы считаем недостойным существования. «Взрослые» части души теряются ничуть не реже, чем «внутренние дети». При этом чтобы часть души была потеряна, вовсе не обязательно пережить насилие в детстве; современные же книги упорно концентрируются исключительно на «внутреннем ребенке» и насилии, через которое ребенок прошел.
Как на самом деле выглядит возвращение души? Это долгий и трудоемкий процесс. Сначала мы осознаем, что отгородились от какой-то части себя. Потеряли какую-то часть себя. Потом начинаем искать ее – это происходит не так быстро, как в книгах. Мы ищем, зовем, нащупываем нити, которые нас все еще связывают с потерянной частью души. Ощупываем пальцами камни, из которых мы выстроили стену. Находим.
Потом мы пытаемся принять эту часть обратно. Мы проходим через неудобство и неловкость – ведь мы привыкли существовать без нее. Наверное, этот процесс чем-то похож на проращивание костей… В книжках пишется, что достаточно принести душу, вдуть ее в человека – и все будет хорошо. Но разве сращивание занимает всего одну секунду? А как же отторжение, которое почти неизбежно в самом начале? Две части привыкли существовать каждая сама по себе, так неужели можно ожидать, что они обязательно срастутся мгновенно и без рубцов?
Само отношение к возвращению души как к чему-то «обязательному» тоже вызывает во мне сомнения. Конечно, быть целостным куда приятнее, чем жить разделенным на части. И если есть возможность слить части себя воедино, то, наверное, стоит воспользоваться таким шансом и стать полнее. Жить с ногами и руками куда лучше, чем жить без ног и без рук. Но то, как описывается процесс «возвращения» в западных книгах, кажется мне насилием над человеком. Авторы рассматривают это возвращение как «обязательное к исполнению». А всегда ли это уместно? Всегда ли оно уместно в столь «активном» варианте как «нашел-принес-прирастил»?
Наиболее частый пример – внутренний ребенок. Внутренний ребенок потерялся, внутренний ребенок ушел (как вариант – уснул). Его предполагается вернуть – не мытьем, так катаньем. А… он хочет вернуться? Спросите у внутреннего ребенка: он хочет вернуться? Если нет – поймите, почему нет. Действительно ли безосновательны его страхи и желание забиться в угол? Вы действительно можете дать ему безопасность, которой он ищет?
Для иллюстрации: представьте, что реальный ребенок чего-то испугался и спрятался. Вы пытаетесь его успокоить, и чтобы показать всю необоснованность его страхов, берете на руки и тащите к тому, чего он испугался. Да, у одного ребенка страх пропадет. А другой начнет заикаться.
Так вот, не всегда надо тащить на свет ту часть себя, которая ушла. Резкий переход из тени к свету не всегда уместен и не всегда безопасен. В некоторых случаях лучшее, что вы можете сделать, – разобрать стену, которую сами построили, и показать утерянной части себя, что есть возможность выйти. Она выйдет – когда сама захочет.
Удачи в поисках.
(с) Зау Таргиски