“С тимпана ел,
с кимбала пил,
нес священный сосуд,
был в сокровенном святилище храма,
стал мистом Аттиса”
(ритуальная формула мистерий Аттиса)
Вначале была Бездна. Из Бездны был сотворен мир со всем живым, что есть в нем. И творился мир – Эросом, несущим жизнь. Он привлекателен и заманчив, он обещает наслаждение.
Его антипод – Танатос – пугает своей холодностью и немотой.
И еще иногда говорят, что они – близнецы.
Считается. что в человеке присутствуют два базовых влечения: влечение к жизни и влечение к смерти, Эрос и Танатос, два неразлучных спутника.
Двуполость – признак Бездны, несущей в себе оба пола. И “мужское”, и “женское” здесь относительны, потому что подразумевают друг друга. Два пути есть в мистерии “малой смерти”: сжатие в точку и расширение.
***
Бездна – расширение и синтез, руна Перт, котел, утроба, выдающая жребий, женское чрево.
Аттис, к которому взвывали как к Вакху (Неистовому), Дионису, Адонису и Пану, обречен умереть и родиться вновь. Он – юный бог, вечный сын и любовник своей матери, Великой Богини. Дионис – божество подземного мира, отождествляемый с Плутоном и Аидом, похищающим Персефону. Он дает своей возлюбленной съесть гранатовое зернышко – залог того, что она вернется к нему, побывав на земле и даровав ей жизнь. Гранатовое зернышко, из которого родился он сам.
Гранатовое зерно – косточка в красной мягкой оболочке, сок его подобен крови. Умирает, распадается оболочка зерна, зерно же прорастает весной – вновь. Бессмертный Дионис-Аттис-Вакх, возрождающийся снова и снова, снова и снова умирающий, снова и снова возвращающийся к Бездне, и снова выходящий из нее.
***
Достижение пика, оргазма, приближает нас к Бездне, из которой все родилось. Мы подходим к ней по тем же ступенькам, по которым выходили из нее. Бездна несет в себе оба начала – и женское, и мужское. Недаром Аттис красив тонкой, близкой к женской, красотой, а Кибела сильна и грозна – охотница Аритими является ее ликом. Не существует одно без другого, и, по сути, они – одно. Единение двух до одного – возвращение к Началу начал.
Кто-то говорит, что это женственное мужское божество символизирует страх мужчины перед вагиной, страх перед женщиной, власть матери, из которой пытаются вырваться все мужчины. Что это инфантильная любовь сына к матери, сына, который так и не повзрослел. Что это – любовь-принуждение матерью сына, и что образ этот исходит из человеческого подсознательного, и что это – неправильно. И что образ этой матери хищен и власте. Это — страх перед женским, перед Вечной Матерью.
Человеческая мать, подавляющая мужское в своем сыне, — не Великая; она приносит сына в жертву своим амбициям. В мистериях Аттиса-Диониса-Вакха есть осознание себя, и это не жертва во чье-то благо, это испытание-посвящение. Прошедший через Бездну и сохранивший себя в ней сам становится ею. Тот, кто дошел в поисках Богини, в поисках своей божественной половины, до Бездны, сквозь Бездну, познав ее как женщину, и смог вернуться, становится богом.
“Так делали боги, так теперь делают люди”.
Аттис-Дионис-Вакх — владеет Подземным Миром, и возвращается из него, и уходит в него, потому что таков порядок вещей.
По верованиям орфиков, из Хаоса и Эфира Хронос создал серебряное яйцо, из которого вышел Дионис, породивший Ночь, Землю и Небо. Дионис помогает духу человека освободиться от титанического, телесного «гроба», в которой заключена его душа. В мистериях Аттиса босоногий мист приводился в пещеру и ложился в вырытую могилу, чтобы затем восстать из нее.
Ритуал взывания к Бездне, при котором на земле рисуется круг с еще одним кругом внутри, символизирующим вход в Бездну и являющийся копией жертвенника, если смотреть на него сверху… внутренний круг, в который надо войти, чтобы воззвать к своему кровному родству с Бездной — аналог того туннеля, сквозь который летит душа, прошедшая мистерии Аттиса. Взвывающий взывает не просто к Матери. Он взвывает к возлюбленной, священный брак с которой он заключил, и в которую он спускался, осуществляя акт сакрального соития.
Этрусский Херкле, сходя в Мир мертвых, вступает в ритуальную борьбу с Лазой Млакуч – Менрвой, чтобы вызволить из Подземного мира Ферсифай (Персефону). Персефона-Ферсифай, похищенная Аидом/Аитой, съев гранатовое зерно, выйдет на поверхность земли и даст плодородие полям, но вернется затем к своему мужу. Атисс умрет, но воскреснет в ночь весеннего равноденствия, и даст земле жизнь, снова оплодотворив ее.
Это больше чем метафора. Это больше чем иносказание. Это то, без чего невозможна сама жизнь.
Он спустился, победил и вернулся. Он не растворился в Бездне, потому что ступил туда осознанно. Полет был долгим, но он вернулся. Без жертвы нет жизни – это говорили и Древние Боги. Но лишь тот, кто сделал шаг осознанно, чей полет был священным жестом, лишь тот, кто сделал шаг в Бездну с пониманием, сохранит в ней себя. Лишь тот, кто отпустит себя, подобно капле, падающей с листа в воду, вернется.
Жертва должна быть добровольной. Шаг в Бездну должен быть добровольным. И в оргазме женщина расширяется подобно Бездне, а мужчина летит в нее, подобно Аттису, подобно ловцу жемчуга. Или наоборот – если партнеры владеют обеими “сторонами” мистерий, а не только той их стороной, к которой их приговаривает их физическое тело.
Лишь тот, кто не боится в другом потерять себя, потому что помнит себя, потому что ступает туда осознанно, может пройти “мистерию малой смерти”.
Полет не может состояться, если ты не можешь оторваться от края, если не можешь ступить в пустоту ради свободного полета. То, чем творится мир, чем творится жизнь, есть и врата в смерть. Лестница одна, и ступени на ней – одни и те же. Восходя к жизни, мы видим Эрос, уходя из нее – Танатос, и дивимся разнице этих ликов. И не видим, что это не два разных лика, а один. Только когда мы идем к жизни, он радует нас, а когда от нее – ужасает. Нет двух врат. Есть одни врата.
Страшась второго лика, мы переносим свой страх и на первый, ведь он напоминает нам о том, что приветствуя Эрос, мы рано или поздно встретимся с Танатосом. И мы боимся сделать шаг, отделяющий нас от пика, боимся потерять себя.
То, что приносит жизнь, приносит и смерть. Ступая на ступеньку Эроса, мы ступаем на ступеньку Танатоса. И страшась смерти, пусть и малой, мы бежим и от того, что дарует жизнь.
(с) Зау Таргиски, 2003