Так часто, когда мы что-то делаем, что изменяем – в себе и в жизни – мы вдруг чувствуем, что вот еще немного – и внутренне охрипнем, истощимся, что мы замотались в бесконечных каких-то действиях и обязательствах, что должны выдавать результат за результатом, сделать слишком много, гораздо больше того, что мы реально можем. Мы выдыхаемся и выгораем, тухнем, как свеча без воздуха, и ломаемся в попытках взять еще одну вершину, еще, еще… жизнь тогда начинает напоминать бесконечное восхождение по крутой скале без передышки.
Я теперь называю это – «петь горлом».

Уроки пения научили меня одной вещи: когда ты не можешь, когда ты буквально высыхаешь, пытаясь что-то сделать, когда твои усилия расшибаются о стену, когда в непрерывно текущем потоке твоего внутреннего воздуха вдруг возникает пробка, которую ты не можешь преодолеть, – ты «поешь горлом». Дело в том, что поют – не горлом. Звук зачинается где-то внизу твоего живота и идет ровным столбом прямо в переносицу. И воздуха в тебе всегда достаточно, потому что, как точно подметила моя преподавательница, «если тебе в трамвае на ногу наступят, ты не будешь воздуха набирать, чтобы завопить. Ты сразу завопишь – у тебя внутри всегда достаточный запас воздуха, чтобы выдать громкий, ровный звук». И когда твой звук вдруг наталкивается на преграду, это значит, что ты не поешь: ты пытаешься петь. Мешаешь звуку, мешаешь потоку воздуха. Твое тело прекрасно знает, как петь, не надо ему мешать!

Внутренние мышцы души могут тренироваться, становиться сильнее. Наше намерение – это усилие наших внутренних мышц. Но есть разница между здоровой болью в мышцах после хорошей тренировки и порванными сухожилиями. Если ты рвешь сухожилия, ты делаешь что-то не так.

Иногда нам кажется, что сила из нас ушла. Это не так. Силы всегда достаточно, как воздуха для того, чтобы петь. Ее нет необходимости привлекать откуда-то извне, шарясь по чужим закромам. Силы для того, чтобы сделать что-то в своей жизни, тоже всегда достаточно. Недостаточно бывает – внимания, внутреннего усилия, идущего в обход «горла». Как только ты нащупываешь это правильное усилие, то чувствуешь, как хорошо, приятно побаливают внутренние мышцы души, но в тебе не возникает пробки и ощущения «я не могу».

Желание что-то делать – творить, работать – приходит тогда, когда нет постоянной необходимости соответствовать чему-то, чьему-то представлению о том, какой или каким ты должна или должен быть. Когда, выбирая занятие, ты не чувствуешь, что кто-то следит за тобой, оценивая каждый твой шаг. Когда ты в час отдыха можешь завалиться на кровать с книгой, которую кто-то, чье мнение важно для тебя, может посчитать глупой. Для того, чтобы жить, нужно внутреннее расслабление, ощущение внутренней безопасности и уверенности. Невозможно творить из-под палки – потому что от тебя этого ждут. Невозможно жить, постоянно доказывая другим, что ты достоин их выбора.

«Не пытайся петь», – каждый раз повторяет мне моя учительница. «Не надо изображать, что ты поешь». Поют не лицом, старательно строя какие-то рожи, не мышцами, судорожно сжимая их. Не лбом, морща его. Петь можно сидя, стоя, наклонившись вперед, подперев голову и ковыряя в носу. Потому что звук не зависит ни от твоего лица, ни от мышц, ни от позы – то есть ни от чего из того, что видят другие люди. Только о голосе нужно заботиться. Найдя его однажды, важно не потерять, вытаскивая его из себя силком, не надорваться.

Голос рождается внизу живота. Его пропускают вверх, и когда ты слышишь его, то чувствуешь, как вибрирует все твое тело, твое лицо, ты сама и воздух вокруг тебя. Тогда ты понимаешь, что вначале действительно было слово, только – особое.

Самые первые шаги в чем бы то ни было куда проще тех, которые последуют за ними. В самом начале от тебя ничего не ждут, и ты об этом знаешь. Это дает ощущение внутренней безопасности и уверенности. Но как только те, кто нам близок, видят наши первые шаги, наступает ступор: мы начинаем петь горлом. Потому что теперь надо соответствовать. Этот страх – того, что тебя не примут, если ты не продолжишь в том же духе, в каком начал, – просто пронизывает до костей. И тогда нам становится нечего сказать, нечего спеть, нечего сделать. Тогда проще ничего не говорить, не петь и не делать. Но, вроде как, надо продолжать, – и тогда мы поем горлом.

Страшнее всего и труднее всего мне писать сразу после нескольких удачных статей, которые похвалили мои близкие. А, что, если мне нечего больше сказать, что, если мое следующее создание окажется не таким, какого они ожидают?

Ругать себя за такой страх бесполезно. Но чаще всего я себя ругаю. И пытаюсь переломить себя о коленку. Однако самовнушение – как показывает практика – наименее действенный способ в себе что-то изменить.

Я заметила, что мы чаще всего относимся к себе так, как относились к нам наши родители. Просто не рискуя отнестись к себе как-то иначе, или не имея достаточной фантазии, чтобы придумать что-то другое. И мы начинаем раз за разом ломать себя о коленку. Однажды, когда я, пытаясь избавиться от страха, привычно прищурилась: «Ага, сейчас… так… Я КОМУ СКАЗАЛА – НЕ БОЯТЬСЯ!!!», то услышала голос – очень печальный, укоризненный и полный горечи: «Я впервые вижу человека, который был бы так жесток по отношению к самому себе». И мне – неожиданно – стало стыдно. Я, наверное, даже покраснела. Потому что именно это ломание себя о коленку я считала достойной безжалостностью, и здорово этим гордилась. А, оказалось, это жестокость и бездушие – ничего более.

Попытка сделать что-то, оправдав при этом чьи-то ожидания, пытаясь соответствовать, – это ломание себя о колено. Как только на нашем пути появляются те, чьим мнением ты дорожишь и чьего осуждения боишься, мы возводим их в ранг критиков – не обращая внимание на то, хотели ли они такой роли, не тяготит ли она их, – и пытаемся все следующие шаги сделать «соответствующими». И тогда «хочу» превращается внутри нас в «надо». Я не знаю ничего, что убивало бы желание чего бы то ни было так же верно, как это «надо».

И вот тогда мы посылаем все на хуй. Самый верный способ – когда внутри тебя вдруг поднимается ярость, и ты громко заявляешь внутри себя: «Да гори оно все синим пламенем! Да мне плевать!!!» – и вот тогда… из ничего рождается статья, дети неожиданно начинают прилично себя вести, тебе вдруг есть что сказать и есть чем дышать. Но ведь не станешь же посылать на хуй весь мир каждые пять минут?

Начиная что-то делать, не стоит думать о том, как на это кто-то отреагирует. Понравится это кому-то или не понравится. Удачным будет результат или нет. Делая мысленно близких нам своими критиками, мы приписываем им роль, которая обременяет тех, кто хочет жить. Того, кто жить не хочет, она не обременит. Но – так ли важно мнение трупа?

«Правильная музыка к празднику», «правильные мысли», «правильные речи», «правильные мысли». Ими наполнены дневники и вопросы на форумах. Правильные увлечения. Это тоже – страх. И, собственный посыл и энтузиазм глохнет под необходимостью соответствовать каким-то негласным правилам. Попытка попробовать себя в том, чем увлечены другие, и правда, может открыть какие-то новые горизонты, но попытка соответствовать в этих поисках своего чьим-то ожиданиям заранее обречена на провал: разве что окружающие окажутся слепыми и глухими.

Мы живем идеалами. Идеал показывает уровень, к которому мы стремимся, качество, но он не может показать форму. Форму придаем мы. Но если руки гончара дрожат от перенапряга, родится ли у него красивая чашка?

Если петь горлом, голос – свой, животный, звучный, заставляющий других плакать и смеяться, – можно сорвать, и однажды его можно сорвать навсегда. Если ты в беге рвешь сухожилия, они могут и не восстановиться. Никакое одобрение не окупит неспособность ходить. Тот, кто терял уже свой источник и потом вновь находил, меня, наверное, поймут.

Те, кто жалуется на то, что плохо поет, что не может петь, что у них срывается голос, что они начинают фальшивить, если пытаются петь, поют неожиданно гораздо лучше, если немного… выпьют. Или когда поют от души, оставшись наедине с собой. Тогда снимаются внутренние блоки и страх оценки.

Наверное, этот страх происходит из неверия в то, что те, кто тебе близок, могут любить тебя за то, что это ты, за твою увлеченность, а не за форму, которую ты производишь, и не за результат, который ты выдаешь. Когда уходит это неверие, форма становится намного красивее: рождаются невероятно красивые песни, очень сильные эссе и заметки, приготовленная тобой еда становится куда вкуснее. И тогда ты чувствуешь, как внизу твоего живота зарождается звук.

(с) Зау Таргиски