За все берется — все сразу получается, без проб. Ничему учиться им не надо вообще, сразу родились с упакованным в них знанием кунфу и русского балета. А если чему и учились, то, конечно, ни капельки не сомневаясь в себе.

Сойт как-то затрагивала эту тему в одной из статей, но не лишне повториться.

Скажем, способность видеть вещие сны в бОльшем количестве, чем средний человек, и вообще способность что-то провидеть традиционно считалась врожденной, да. Но когда люди ищут различия между собой в жизни и «магическим персонажем», они обращают внимание как раз не на нечто врожденное (часто оказывается, что оно человеку и задаром не надо, это ж сколько мороки, а выгода сомнительна — см. статью Сойт), а на то, что вполне развивается путем тренировок. И считая, что до этого развиваемого не допрыгнуть иначе, как имея дар, человек либо начинает рыть в себе этот дар (который ему, как говорилось, задаром не сдался), либо вздыхает со стороны: «Во как они кучеряво живут, нам не судьба».

Уверенность — конечно, один из основных инструментов в ремесле, и ее, как могут, лелеют и пестуют, восстанавливают из небытия, поддерживают, как поддерживают огонь в очаге. О ней заботятся. Но то, чем уверенность на самом деле является, не имеет ничего общего с тем, что за нее принимают. Обычно за уверенность принимают изображаемую уверенность и образ, который так легко создать в сети. Кстати, именно с развитием сети ведьмой стала считаться каждая вторая, заметили? Нет, не в доступности информации дело, осознавание себя происходит и в условиях почти полного отсутствия книжек, на очень бедных информационных харчах; просто в сети проще создать образ.

Образ железобетонной леди, складывающийся вокруг сетевого персонажа, часто создается самим персонажем умышленно («всех прокляну, один останусь» — глядишь, и клиенты подтянулись, и враги опасаются палочкой тыкать). Иногда так получается нечаянно (человек пишет в блог что-то, ему интересное, оставляя за кадром все остальное — не потому, что тайна: ему просто не приходит в голову, что об этом нужно писать, или ему неинтересно озвучивать на публику).

Однако близкой мне прослойке (может, в других и не так?) попытка придать себе больше важности, чем можешь унести, — в частности, вещание с великим пафосом — считалась всегда признаком глубоких личностных проблем и точкой слабости. В отличие от обрядов, в которых некоторый пафос необходим как художественное средство, постоянный пафос и стояние на табуретке в обычной жизни считались как-то не вполне приличными, потому что выдавали глубочайшую неуверенность пафосного практика в себе, попытку дотянуться до нарисованного идеала, который ему был велик (и практик напоминал в нем пятилетнюю девочку в больших маминых туфлях на каблуках). «Стояние на табуретке» очень легко распознать по особому лексикону, постоянно задранному вверх носу и полному отсутствию чувства юмора — в том числе, по очень серьезному отношению к себе. Говоря о чувстве юмора по отношению к себе, я имею в виду не ужатые личные границы, а обычное умение держаться с достоинством, не переходя ни на фамильярность, ни на высокомерный взгляд на «чернь», так свойственный только что вылезшим из грязи в князи, ни на трепетное придыхание великих миссионеров.

«Мания величия – всегда вершина айсберга: скрытая под водой часть – неуверенность в себе». Чем сильнее тяга практикующего демонстрировать свою связь с духами (не работой демонстрировать, а именно постоянно упоминать хотя бы вскользь, как люди упоминают о встрече со знаменитостью), чем красивее он пытается поиграть мускулами на публике, чем пафоснее использует обороты там, где можно все сказать обычным языком, тем очевиднее в нем неуверенность, задавливаемая попыткой смотреть на всех свысока. Смотрится это со стороны обычно очень неуклюже. Более того, довольно часто видно, «чьи туфли девочка надела». Обычно так бывает, когда практик только что был, например, юрист, бухгалтер или менеджер по продажам — и внезапно его осияло, и он понял, что у него дар, и он носит свою корону впереди себя, потому что она с головы все время падает и виснет на ушах: «мне дали знание», «я свершила обряд». Также его блог может быть полон громкими обещаниями всех проклясть и намеками, что всю-то ноченьку только этим и занималась.

Это все – попытка убедить, в первую очередь, себя в собственной уверенности. Но к реальной уверенности это не имеет никакого отношения.

На деле нормальный практик от неуверенности не убегает; именно проходя сквозь нее, сквозь страх, сквозь ощущение уязвимости, он перестает бояться страха и не стопорится сомнениями, а просто отодвигает их в сторону на момент пинка «да будет так». Иллюзия уверенности – колосс на глиняных ногах; в этом случае что угодно выбьет из седла, да и на поддержание образа уходит куча сил и внимания. Во втором случае практик становится устойчивым: он продолжает испытывать все тот же набор чувств, но проходит сквозь них.

Неуверенность естественна на любом этапе, когда человек сталкивается с чем-то новым (а в продвижении по какому-то пути всегда сталкиваешься с новым, поэтому всегда есть сомнения); мы учимся идти как бы сквозь них, усиливая, называя их. Даем сомнениям и страху пройти через себя, потому что это естественные чувства. С ними попросту не борются никак. И поскольку нет никакой необходимости убегать от них внутри себя, в этом случае ты не пытаешься создать у окружающих впечатление о себе как о более смелом, сильном, важном. Можно что-то не выставлять напоказ, но одновременно не пытаться это спрятать от себя или задавить; благодаря этому и освобождается большое количество сил и внимания.

Неуверенность в себе, сомнения, страх и панический ужас – все это сопровождает любого человека, что бы он ни практиковал; можно, конечно, что-то профессионально задавить, но внутри человека так все плотненько связано, что задавить только это не удастся, обязательно задавится еще что-то важное, без чего в нашем деле никак.

Но соцсети, бложики, паблики создают другое впечатление у читателя, который смотрит со стороны и не задает прямой вопрос от деликатности или застенчивости.

Я в личной беседе недавно рассказывала, что в детстве мне было сложно звонить по телефону, я глубокий интроверт («по вам и не скажешь»); во мне, как и в любом, до сих пор дрожат разные детские воспоминания, поднимающиеся на разные триггеры. И чем больше я пробовала в своей жизни, тем больше всего поднималось – в том числе глубоко забытого детского.

Более того – у всех бывает!!!! И это нормально.

Страх высоты, темноты, плохой оценки, неодобрения, физического воздействия, страх отсутствия таланта, сомнения в профпригодности, сомнения в чем угодно – они есть у каж-до-го. 🙂 Более того, нормально их испытывать, потому что это естественная реакция организма на новые условия или, наоборот, на знакомые по прошлому опыту. «Нет бесстрашных всадников, бывают только всадники без воображения», как говорилось в одной хорошей книге по верховой езде.

Совершенно бесстрашный практик – миф. Если он совсем бесстрашен, он обычно еще и глуп, как пробка, такие люди долго не живут. «Дерзкая, как пуля резкая» — очень часто мимикрия. Чем громче завывания, тем вернее там напуганная «девочка с раёна», привыкшая, что агрессия отпугивает недоброжелателей (а за агрессией может не стоять никакой реальной силы), и которая пытается таким образом сама себя убедить.

И чем больше человек сам себя убеждает, тем хуже с настоящей уверенностью, потому что усилия направляются не на то, чтобы ее вырастить, а на образ.

Уверенность рождается другим способом: через действие в неуверенности. Всякий раз, когда страшно браться, идешь и делаешь – вот через это и отрастает уверенность, которая в следующий раз, как встретится что-то новое (и непреодолимое) на пути, подопрет воспоминанием.

Практику точно так же страшно что-то делать, как и всем; ни у кого не было совсем безоблачного детства и какой-то набор страхов все оттуда вынесли. Более того, в жизни любого практика возникают те же самые ситуации, что и у большинства людей – он просто реагирует иначе, воспринимая ситуацию не как «проблему», а как вызов, задачу (problem ведь и означает «задача», т.е. нечто, имеющее решение). Основное отличие – он приучился действовать сквозь страх, называть его. И даже если дрогнешь и убежишь — вернуться, все равно опознать и назвать. Это навык, а не врожденное свойство. Если его поощрять, он вырабатывается усилием воли, в отличие от таланта.

Да, в момент действия страх может сослужить плохую службу. Поэтому мы учимся двигать его локтем в сторону, вызывая в себе уверенность. Но все эмоции и чувства нам присущи, они необходимы, чтобы полноценно жить и воспринимать.

(с) Зау Таргиски