Или — если практиковаться долго, перестанешь быть социальным.

На деле, сколько ни практикуйся, мы – социальные животные и приматы. Мы можем причислять себя к любой духовной традиции, считать себя кем угодно (в том числе не людьми или не вполне людьми, или не только людьми). К какой бы «духовной семье» мы себя ни относили, какие бы составляющие своей личности для себя ни открывали (и как бы их ни называли), мы все равно в человеческом теле, и все, чем мы являемся, проявляется через него. И оно влияет на все, что мы есть. Наш вид относится к высоко социальным животным (что, собственно, и помогло ему занять доминирующее на настоящий момент положение на земле).

Это тело НЕ существует в отрыве от социума – особенно учитывая, что современный человек не может обойтись без инструментов и мало кто умеет создавать их с нуля (во всяком случае, никто не умеет создавать все сложные изделия с нуля, начиная с добычи руды) и вообще хорошее качество жизни подразумевает то, что вы пользуетесь плодами социализации и разделения труда. У человека развита мимика для общения с себе подобными, а способность и потребность развивать речь (не сама речь, но способность и стремление ее развить) заложена генетически.

Электронная почта, книги – все это социальное явление. Все духовные движения – порождения социального взаимодействия и обмена информацией. Весь обмен информацией (который человек стремится ускорить), все обилие книг – социальное явление. Вопросы, которые мы задаем другим людям, когда что-то не понимаем, — социальное явление. Умение учиться у большой массы других людей (и устанавливать с ними для этого контакт) – социальное явление.

Человек вне социума не существует, если только не находит замену этому социуму – например, удаляется в пустыню или келью, чтобы найти бога, если такое в его традиции есть (правда, качество физической жизни при этом здорово падает). В этом случае удаление в келью (для быстрейшего приближения к богу в представлении этой традиции), он все равно находится во взаимодействии – просто меняет общение по горизонтали на общение по вертикали. Но общение это все равно порождено социумом.

Не будь мы социальными животными, нам бы в голову не пришло, что к богам можно обращаться с молитвой, или что с «неорганическими существами» можно строить какие-либо отношения, или что можно рассматривать растение как союзника (перечислять можно долго) – это все следствие социальности: нашей способности развернуто, сложно контактировать с себе подобными и умение расширять этот опыт за пределы собственного вида, целенаправленно изучая «язык» других видов, начиная с животных.

Без социума человек не станет не то что сверхчеловеком, он даже животным полноценным не станет. Потомок домашней кошки, выросший в диких условиях, не перестанет быть полноценным зверем (хотя у кошек тоже есть социальные ритуалы). Человек же, оказавшийся в раннем детстве среди животных, не то что не сумеет научиться говорить (и эта способность закроется у него годам, если не ошибаюсь, к семи – так что потом всё, поздняк метаться), но и на двух ногах не научится ходить, скорее всего. При этом он не станет полноценным диким животным (ТТХ не те, увы), но и человеком тоже, не говоря уже о сверхчеловеке.

Если даже рассмотреть поведение, называющееся «асоциальным», в нем часто есть попытка взаимодействия с социумом – кривая, через отрицание, но есть. Люди, которые в юности определяют себя как «иные», уходят «от социума» в свободное плавание и страшно радуются, обнаруживая «своих», с которыми можно вместе оттачивать другую индивидуальность. Это социальное явление! Даже если вы совсем-совсем одиночка, это не означает, что вы лишены социальных потребностей.

Принадлежность к определенному виду обуславливает и психологию человека. Даже если человек обладает какими-то выдающимися качествами, он все равно вписывается в определенные закономерности, изучив которые, человеку можно помочь исправить что-то покореженное внутри. Следование духовным традициям не выводит нашу психологию за рамки человеческой, каким бы ни был ваш дух – или что бы вы ни думали по этому поводу. Если проводить аналогии, то даже если вы будете очень старательно и нечеловечески развивать физическое тело, оно не станет нечеловеческим телом. Просто человеческая психология дает очень большой «люфт» и пространство для маневра. Грубо говоря, от того, что мы следуем духовным практикам, печень у нас не растворяется в абсолюте, и почки (ттт) остаются на месте, и если нужно их лечить, то их будут лечить как печень и почки человека, а не собаки.

Умение человека познавать свои взаимосвязи с социумом, рефлексировать дает ему возможность осознавать себя, понимать свои внутренние механизмы во всем их многообразии. Если условно разделить человека на «индивидуальное» и «социальное» (именно условно, потому что без социума человека как индивидуальности просто не было бы в том виде, в каком он начинает искать разные духовные практики) , то познание этих связей и того, как внутри него все устроено, помогает человеку видеть, какие импульсы им движут и менять модели поведения, реагирования, обучаясь новому. Обычно именно автоматизм и неосознанность своих чувств и моделей поведения читают негативным последствием «социальности». Именно поэтому заявляют что-нибудь вроде того, что «социум – паразитирующий эгрегор, от которого нужно уйти в индивидуальное путешествие». Это просто некорректная формулировка. Человек не может уйти от социального, он может только сместить фокус внимания, уметь им управлять, делая выбор сознательно, а не на автомате, повинуясь механизмам, которые не замечает в себе.

Потребности наши как социальных животных также остаются, как бы мы ни занимались духовными практиками. Нам всем нужна социальная безопасность, социальное положение, дающее эту безопасность, приятие других членов стаи. То есть в некоторых случаях некоторые представители человеческого вида легче переносят одиночество (предпочитая, например, общение с другими представителями вида через книги – так легче выбирать собеседников), легче (или неплохо) переносят даже изоляцию (но важно! при условии, что им дадут достаточное количество занятий для мышц и ума – тех же книг!), но все равно у нас будут те же потребности. У всех нас будет потребность в собеседнике или хотя бы поставщике свежей информации. Какими бы стойкими оловянными солдатиками мы ни были, мы будем нуждаться в присутствии рядом живого существа – если не человека, то хотя бы кошки или собаки. Или хомячка. Или внутреннего образа.

В это довольно сложно поверить, живя в перенаселенном мегаполисе и обладая интернетом и СМИ (потому что они не воспринимаются как естественная часть мира); поскольку людям в больших городах не хватает уединения, им кажется, что им очень хочется на необитаемый остров, но это не так: необитаемый остров сгодится, если вы очень хорошо переносите одиночество и при этом будете загружены решением разных задач и/или будете получать новую информацию, которую сможете обрабатывать. Чем выше ваш интеллект, тем хуже вам будет без той самой информации и книг – да, на первый взгляд, рядом с вами не будет человека, но он будет в виде книг. И то не факт, что через некоторое время вы не двинетесь рассудком.

В свое время мне взгляд на мою социальность здорово поправило замечание, авторства которого я не помню: что, мол, насколько вы на самом деле рады людям и любите их, вы можете понять, заблудившись в лесу и внезапно выйдя к домам или случайно столкнувшись с людьми. В этот момент вы поймете, насколько вы любите людей и хотите быть с ними.

На духовных практиков распространяются все те же закономерности, что на прочих людей. Если с вами все хорошо, вы никуда (никуда!) не денете способность испытывать эмоции (потому что это примерно как, ну не знаю, лишить себя почки или руки). Вы все равно будете тянуться к общности (пусть даже с чем-то непроявленным). То, что называют «безэмоциональностью» практиков (и что часто проявляется просто в попытке задавить свои эмоции и непонимании человеком своих эмоций), в хорошем варианте является хорошо развитым эмоциональным интеллектом, осознанностью своих эмоций и умением понимать, почему ты испытываешь именно эти эмоции. Это не отсутствие эмоций вообще. Когда ты понимаешь, что ты чувствуешь и почему, ты можешь с этим что-то делать (хотя что-то делать нужно далеко не всегда).

И практик как животное социальное может понимать, что именно в нем сейчас проявляется из социального (и нужно ли оно сейчас). Это не гнобление социального в себе, это просто меньший автоматизм. Попытка отделиться от социума и создать свой социум иных с блэкджеком и шлюхами — социальное явление: когда часть людей понимает, что автоматизм реакций что-то зашкаливает, а от этого страдает индивидуальность и проседает интеллект, и это нехорошо, они начинают искать пути выхода из этого – например, через самопознание.

Определенные вещи мы можем прокачать, конечно, но часть социального все равно останется, и она должна там быть, она обеспечивала виду выживание очень долго. Мы можем отодвинуться от социального – сместив фокус внимания, чтобы лучше изучить себя как отдельное существо (отдельное от рода, от близких, от других людей вообще) – и это может для нас выглядеть, как уход от социального. Но это не уход на самом деле, это как бы временное отодвигание в себе социального на задний фон, перевод фокуса внимания на себя. Временный – зацикливание на себе так же не полезно, как полное смещение внимания в связи с другими людьми.

И нужно помнить, что глубже осознавать импульсы, заставляющие делать нас то или другое, и полностью заблокировать их, — не одно и то же. Осознание способствует и качеству практики, и вообще качеству жизни. Блокировка-отказ далеко не всегда приводит к чему-то хорошему, часто работая по принципу китайской истории про перебитых воробьев. Гораздо эффективнее понимать, что если оно в нас есть, оно зачем-то было выработано, выполняет определенную функцию и, возможно, не столь уж бесполезно. Это вопрос многообразия внутреннего инструментария: желательно, чтобы он был богаче, а не беднее.

В том, что быть социальным, практиков пугает возможность зависимости. Это вообще больная для многих тема – что они от чего-то зависимы: ведь если ты с чем-то связан, тебя могут дернуть за эту ниточку. Было время, когда люди массово считали, что быть зависимым от своего тела плохо и его нужно умерщвлять, чтобы быть независимым от него. Кто-то сейчас пытается «похудеть», пренебрегая потребностями тела, доводя себя до анорексии. Стремление убежать от всего, что имеет с тобой какие-то связи, довольно невротично само по себе, потому что мы еще зависимы от воды и воздуха, но никому не придет в голову научиться не дышать, чтобы не зависеть от кислорода (хотя умение задерживать дыхание может пригодиться).

С социумом так же. Мы связаны с ним, в нас почти все заточено под то, чтобы мы могли быть социальными (так же как мы заточены под дыхание кислородом, а не углекислым газом, и никого эта зависимость не парит); мы умеем быть в одиночестве, но прекрасно, не сговариваясь, кооперируемся в нужной ситуации (просто однажды понаблюдайте, как вы без каких-либо дополнительных слов можете встроиться в общую работу, даже если делаете свой кусок в одиночку). Зависимость возникает, когда мы не видим, что эти связи есть и не понимаем, как они работают, для чего нужны.

(с) Зау Таргиски